УСТИНОВИЧ Н.С.

 

Затейница

 

Речка надвое разорвала лес. Густой, непролазный, тянулся он по обоим берегам, к самой воде опуская покрытые седым мохом ветви. Из размытой почвы торчали сухие корни, на отмелях громоздились заломы, со дна на поверхность высовывались коряги.

Изредка направляя лодку рулевым веслом, я тихо плыл по течению. С деревьев осыпались листья; они медленно падали на воду и, кружась, плыли рядом с лодкой.

С неба на землю лились протяжные трубные звуки улетающих на юг журавлей. В темной еловой чаще слышался свист рябчика Проворные кукши бесшумно суетились на ветвях рябины, гнущихся от яркокрасных кистей.

В воздухе стоял запах хвои и увядающей зелени.

Я стал огибать большой залом. Тут струйки воды, пробиваясь между плотно нагроможденным хламом, журчали неуемным звоном.

Но сегодня в этот звон изредка вплеталось что-то новое. Время от времени слышались глухие всплески, словно кто-то прыгал в воду.

Я придержал лодку, прислушался. Загадочные звуки доносились из-за поворота. Тихо продвинулся я вперед и остановился за нависшим над водой густым кустом.

  Бух!...-раздалось совсем близко от лодки. Всплеснула вода, далеко вокруг разбежались круги.

Я осторожно раздвинул ветки, просунул между ними голову. Передо мной открылась речка по ту сторону залома.

Некоторое время все было спокойно. Затем от воды на крутой берег стал карабкаться темный зверек.

«Выдра», — узнал я.

Выдра поднялась на самую вершину крутизны, легла на брюхо, мордой вниз, и оттолкнулась задними лапами. Она быстро заскользила по гладкой почве, метра два пролетела по воздуху и шлепнулась в воду. С минуту ее не было видно, потом у самого берега, на поверхность высунулась мордочка, и затейница снова начала взбираться на кручу.

Крайне заинтересованный, долго наблюдал я за странной выдрой. И наконец догадался-зверек, забавляясь, «катался» с горки. Салазки заменяла густая, гладкая шерсть...

          Я не стал мешать выдре развлекаться и тихо повернул обратно. И пока лодка огибала залом, сзади по-прежнему доносились глухие всплески. Они становились все слабее, пока не слились с журчаньем речных струек.